Он нежно любил отца – тонкого, образованнейшего человека, знатока искусства, а вот мать он просто боготворил, в этом чувстве смешивались нежность и восхищение: Татьяна Максимовна была на редкость хороша собой и при этом необыкновенно умна, а уж ее знаменитая деловая хватка давно обросла легендами. Единственной наследнице заводчиков Лужениных еще десять лет назад принадлежала половина Южного Урала, и хотя в дальнейшем ее оружейные заводы за баснословные деньги выкупила казна, княгиня очень жалела, что больше не занимается ни железом, ни оружием.
Родители всегда казались сыну дружной парой, и когда отец скоропостижно скончался, подхватив на раскопках крымского Херсонеса ту самую гнилую лихорадку, что в ноябре двадцать пятого года забрала жизнь императора Александра, мать так и не смогла с этим смириться. Она попробовала забыться в делах, но это у нее не получилось, начала ездить по монастырям и церквям, одаривая их все без разбора, но и это не помогло. Как ни странно, облегчение своим душевным мукам княгиня нашла в католической общине столицы. Дмитрий, не вдаваясь в религиозные тонкости, тогда обрадовался, что мать хоть чуть-чуть приободрилась.
Но за все в жизни нужно платить: Татьяна Максимовна, со свойственной ей решимостью все доводить до логического конца, приняла твердое решение официально перейти в католичество. Двором это не только порицалось, но и преследовалось. Прослышав от новых единоверцев, что у государя вовсю обсуждается идея о лишении новоиспеченных католиков их имущества в Российской империи, княгиня Ордынцева на всякий случай подарила все свои огромные богатства сыну. Добавленное к отцовскому наследству состояние матери сделало Дмитрия одним из самых богатых людей страны, но и сильно осложнило его жизнь. Ведь сама Татьяна Максимовна отбыла в сердце католицизма – Рим, и уже не собиралась возвращаться домой, а ее сыну теперь приходилось выкраивать время для контроля за семейными поместьями.
Стоя на палубе идущего в Одессу корабля, Дмитрий прикинул, что уже, наверное, запустил ситуацию, и пообещал себе быстренько разобраться с этой шпионской историей и взять отпуск. Вопросов по имениям накопилось предостаточно, и хотя подобные обещания он давал себе уже не в первый раз, но на душе стало легче, и он попытался сосредоточиться на задании. Где же искать шпиона? В окружении графа Воронцова или в Адмиралтействе? Впрочем, в любом случае нужно начинать с Одессы.
На закате дня шлюп пришвартовался в пестром, многоязычном одесском порту. Не прошло и получаса, как Ордынцев поднялся на палубу неприметной торговой шхуны «Святой Николай» и попросил о встрече с ее капитаном. Филиппов – с виду обычный плутоватый хозяин торгового судна – прочитал письмо адмирала и, поняв, с кем имеет дело, сразу подтянулся, став собранным и жестким.
– Добро пожаловать! Я рад, что вы возглавите операцию, – признался он. – Может, у нас взгляд замылился, или я что-то недопонимаю. Нам явно нужен свежий подход к делу.
– Вы расскажите мне, пожалуйста, об этом греке, – попросил Ордынцев.
Лицо его собеседника стало сосредоточенным, как у школьника, вспоминающего урок. Может, это сравнение не слишком подходило морскому волку, но рассказ его оказался четким и подробным:
– Зовут его Аристотель Сефиридис. Он приехал сюда лет десять назад из Константинополя, похоже, что с большими деньгами. По крайней мере, он сразу купил гостиницу и лавку на Итальянской улице. Мы наблюдаем за Сефиридисом более полугода, всех подозрительных людей, имеющих с ним встречи, мы отслеживаем и негласно обыскиваем их жилище и вещи. До сих пор ничего криминального не находили, я уже хотел написать адмиралу рапорт, что пора сворачивать операцию, как случилась эта позавчерашняя находка. Корабль, на котором собирался плыть слуга Сефиридиса, зафрахтовали до Анапы. Мы команду арестовали, а судно вывели из гавани, чтобы агент ни о чем не догадался, а потом пустили слух о кораблекрушении. Естественно, что на самом деле судно ушло в Севастополь, с ним и арестованный слуга, но тот знает лишь адрес анапского связника. Удачей считаю то, что пока мы себя не рассекретили, но как выйти через Сефиридиса на шпиона, я абсолютно не представляю.
– А с кем встречался этот грек в дни, предшествующие отъезду своего слуги? – уточнил Дмитрий.
– Он же купец – у него множество встреч, – расстроено заметил Филиппов. – У нас все записано по минутам за каждый день. Вот списки за последний месяц, смотрите сами.
Он достал из привинченного к стене железного ящика толстенькую папку. В ней лежала похожая на увесистый кирпич стопка аккуратно исписанных листов. Филиппов протянул папку собеседнику и предложил:
– Занимайте мою каюту, а я пойду спать к помощнику.
– Спасибо, но у меня здесь – собственный дом на Софиевской улице, я буду жить там. Приглашаю и вас погостить у меня, можете взять всех, кого считаете нужным. Дом большой, места хватит.
– Вы боитесь, что я не позволю вам забрать с собой отчеты? – догадался Филиппов. – В этом вы правы, эти бумаги находятся там же, где я.
– В любом случае – приглашение остается в силе, – усмехнулся Дмитрий. Ничего не скажешь, новый знакомый и впрямь соображал быстро.
Филиппов не стал раздумывать: он захлопнул свою драгоценную папку и объявил:
– Хорошо, я поеду с вами, но больше никого не возьму. Утром буду возвращаться на корабль: не станем менять устоявшихся отношений в группе. Кстати, давайте уж по-флотски – без отчеств.
– Согласен, – кивнул Дмитрий.
Князь подождал, пока его новый напарник в очередной раз сменит облик, преобразившись в молодого франта, и уже через полчаса они прибыли в на Софиевскую улицу.
Хоть их и не ждали, но ванны им приготовили, а там и ужин подоспел. Филиппов отправился отсыпаться, а Дмитрий взял отчеты и попытался их проанализировать. Через пару часов он понял, что это практически невозможно: встреч у грека оказалось так много, что выявить в них какую-то закономерность Ордынцев не смог.
«Нет, так дело не пойдет. Нужно задать хоть какие-то точки по времени, отсечь лишнее, – решил Дмитрий. Он попробовал рассуждать: – Слугу арестовали вчера. Если донесение привезли из столицы или передали агенту в Одессе, то Сефиридису опасно хранить такие бумаги дома, грек должен был от них избавиться, но поездку слуги следовало подготовить, на это могла уйти пара дней. Значит, нужно смотреть встречи купца максимум за неделю до ареста его слуги, а еще точнее, дня за три-четыре».
Решив проверить свою идею, Ордынцев отобрал листки с нужными датами и начал проверять перечисленные там имена. Но ничего, выбивавшегося из рамок обычного, в списках не оказалось, там по-прежнему мелькали имена одесских купцов, постояльцев гостиницы, крестьян из окрестных деревень. Пожалуй, все встречи Сефиридиса с жителями Одессы, не имевшими доступа в окружение генерал-губернатора, можно было и отбросить. Лучше сосредоточиться на тех, кто сам входил в высшее общество или имел там знакомства, ну и на постояльцах гостиницы, если считать, что сведения переправлены сюда из столичного Адмиралтейства. Это выглядело уже разумнее: постояльцы находились под постоянным присмотром, ведь в гостинице уже полгода проживали люди из команды Филиппова. Решив, что утром он уточнит у нового товарища фамилии его людей и тогда список сомнительных персон совсем сократится, Дмитрий собрался спать. Погасив свечи, он распахнул окна в благоуханную южную ночь и, глянув через сад на темные окна соседнего дворца, пожелал себе только одного – чтобы все осталось по-прежнему, и молодая хозяйка этого дома не вздумала бы утром появиться в Одессе.
Глава 3
Утро в Одессе! Вот уж что всегда бывает ранним и шумным. Солнце еще только показало свой алый краешек над гладью моря, а резкие крики возниц и шум экипажей за открытыми настежь окнами беспардонно нарушили сон Ордынцева. Он открыл глаза и прислушался. Шум становился все сильнее, казалось, что колеса стучат по брусчатке прямо под его окном, но это было невозможно – ведь его дом отделял от улицы розарий. Дмитрий шагнул к окну и отогнул занавеску. Шум доносился со двора соседней усадьбы: у крыльца стояла запряженная гнедой парой лаковая коляска, а в широко распахнутые ворота одна за другой въезжали нагруженные сундуками подводы. Ордынцев мысленно чертыхнулся.
«Не повезло, – констатировал он, – Ольга как будто меня чует: стоит покинуть гарнизон, как она сразу же оказывается рядом».
Ольгу Потоцкую он знал с тех самых пор, когда впервые вместе с матерью приехал в свой крымский Кореиз. Потоцкие оказались владельцами соседнего имения Мисхор, и хотя мать этого знатного семейства княгиня Софья Константиновна, имевшая в свете сомнительную славу и прозвище Прекрасной гречанки, не нравилась Татьяне Ордынцевой, та все же позволила сыну сойтись покороче с этим гордым и баснословно богатым семейством. Успокаивая себя тем, что выбирать все равно не из кого, Татьяна Максимовна принимала соседей у себя, иногда ездила к ним и часто отпускала в Мисхор Дмитрия – повидаться с юными друзьями.
